Александр АГАРКОВ
Записки байкера
Из современных баек. «Картинки с улицы»
ИЗ ЖИЗНИ «СОТОК»
На углу, у магазина «Волна» сидит тетка и торгует молоком в пластмассовых бутылках.
Вдруг в кармане у нее что-то тренькает. Та вытаскивает из кармана сотовый телефон, секунду что-то
слушает, а затем отвечает:
— Хреново идет торговля! А? Торговля, говорю, идет хреново! А? Да иди ты в задницу!
И тетка прячет «сотку». Цивилизация!
Парнишка на Ульбинском мосту, желая пофорсить, вынимает из кармана детскую китайскую
игрушку-пиликалку сделанную под вид «сотки»:
— Кумарбек? Кал калай?
А в ответ механический женский голос:
— Как дела? До свиданья!
КРУТОЙ
У трамвайного парка какого-то крутого на джипе подрезает занюханная «жига». Тот,
отчаянно воя фирменным клаксоном, в свою очередь подрезает «жигу». Когда та вынуждена
остановиться, крутой в ярости выскакивает из кабины, дважды стреляет из газового пистолета
в воздух, затем выхватывает из кабины «жиги» мужичка, бьет его в торец и уезжает!
Мужичок, сидя на асфальте, недоуменно крутит головой:
— Что это было?
— Новые русские, — качает головой в ответ, так же опупевшая от всего происшедшего
бабка-семечница, сидящая на углу.
МИМОЛЕТНОЕ
Иду по улице. Пьяненький мужичок изо всех сил подпирает покосившийся тополь.
— Брось, мужик, — на ходу кидаю ему, — он не упадет!
— Не аксиома! — отвечает мужик и тут же падает сам.
В ПАРКЕ
В парке Джамбула толпа у вольера с животными. Подхожу. Маленькая девочка, глядя на зайцев,
скачущих в клетке, поднимает затем голову на орлов, сидящих там же:
— Мама, что ли, зайчиков кинули птичкам на съедение?
Там же. Два волка весело бегают по кругу. Входит дюжая девица-служительница, неся волкам пойло.
Те начинают грызться.
— Малллыш! — громовым голосом рявкает девица.
Один из волчков падает на задницу!
ЛОГИКА
Захожу в ЦУМ. Перед входом меня ловит пацан лет десяти.
— Дяденька, дай пять тенге, на хлеб не хватает!
— На!
Выхожу из ЦУМа. Тот же пацан:
— Дяденька, дай пять тенге, на хлеб не хватает!
— Ты что, меня не узнал? Я ж тебе уже дал!
— Почему не узнал, узнал!
— Так и проси теперь у других!
— Так они не дают, а вы даёте!
— Логично!
«ГЛУХОНЕМОЙ»
Мужичок входит в трамвай. Народу немного. Кондукторша грозного вида подходит и становится
против него в ожидании. Тот делает вид, что не замечает ее. Кондукторша секунду выжидает, а потом говорит:
— Оплатите за проезд!
Мужик делает вид, что не слышит.
Та дергает его за рукав.
— Платить будете?
Мужик жестами показывает, что не понимает.
— Глухонемой, что ли? — кондукторша начинает мусолить пальцами!
— Деньги, деньги давай! Понял?
В это момент трамвай останавливается, двери открываются. Мужик говорит:
— Понял, понял, чем дед бабку донял! Нету денег!
И выскакивает из трамвая.
— Хамлет! — говорит кондукторша и в сердцах сплевывает на улицу.
«КОЛОБОК»
Лето, жарища, ни облачка. Ровно посередине ступенек при входе во Дворец металлургов в ослепительно
белом костюме сидит довольно известный в городе художник по прозвищу «Колобок». Он совершенно
разморен солнцем и портвейном, судя по почти опорожненной бутылке рядом.
На плечах, непокрытой голове, коленях «Колобка» примостились с десяток голубей и нещадно
гадят на него. «Колобок» весь в гуано. Оно стекает по его лысине, теряется в густой бороде,
эполетами сползает с плеч.
— Кыш! — кричит какой-то сердобольный прохожий и машет на голубей.
Те — ноль внимания.
"Колобок» же воздевает к небу указательный палец, на который тут же садится очередная птица
и философски замечает:
— Голубь — символ мира! И трогать его — не моги!
ОБЪЯСНИЛ
Бабулька, то ли приезжая, то ли просто плохо город знает. Спрашивает у проходящего парнишки:
— Скажи, внучек, иде здесь Зашшыта?
— Э-э, мать, как бы вам… Короче, площадь Ленина знаете, где?
— Знаю!
— Так это не там!
И пошел.
ИЗ ЖИЗНИ КИНОТЕАТРА «КАЗАХСТАН»
Был такой кинотеатр когда-то. Теперь в нем казино. Вот раз идет кино «Вий». Напряжение
достигло предела! Это когда Хома Брут приперт к стенке ведьмой! Девицы в зале — кто в кресла
вжался, а кто и к кавалерам прижался. Да и тем тоже не по себе… И вдруг:
— А-ааааааииииииях! Баа — баах!
Потолок над сценой разверзается и оттуда кто-то падает на сцену со страшной силой!
Может быть, в зале кто-то с перепугу и уписался. Во всяком случае, визг был такой, как будто
одновременно зарезали штук сто свиней!
А ларчик открывался просто — ребятишкам захотелось посмотреть «Вия», билетов
не было, залезли на чердак и стали смотреть через вентиляционные решетки. А те не выдержали. Вот так:
хотели «Вия», а получили по вые! Хорошо еще, кинолюб павший не разбился насмерть!
Шла какая-то киноха американская про очередной Апокалипсис. Они еще удивляются, что у них арабы
в небоскребы врезаются на самолетах! Да посмотрят люди такие псевдокатаклизмы на экране, а потом и дуреют!
Ну и вот. Наша пацанва, киноху эту посмотрев, решила, что пора шумнуть и в натуре. Короче, кто-то
спер из школьной хилаборатории где-то с полкило (!) натрия! Принесли под выход из «Казахстана»
ведро с водой, кинули туда натрий и — не дураки! — отбежали.
Гавкнуло так, что вынесло двери! А за ними и народ — испужался! Это вам не американский
картонный катаклизм! А вы говорите — арабы!
БАЙКЕР — НА БАЙКЕРА, или КАК Я МОТЫК «ЗАБОДАЛ»
Всегда завидовал Джеки Чану. Это ж надо — так «лепить горбатого» своим собственным телом!
Но знал ли я, что однажды посрамлю самого Джеки?! А было так…
Иду я раз на работу с обеда. Только хотел за соседний дом завернуть, как выскакивает из-за него
на солидной скорости — байкер — не байкер, но парнишонка на мотыке. То ли «Восход»,
то ли еще что. Я в них сроду не разбирался. Выскакивает, значит, и на меня. И, так прикидываю, ровно
между ног целит! Ну, детей-то я уже помог народить, но пожить кое-какой жизнью еще в некотором смысле
хочется! А чую — не дадут! Да. И отскочить не получится — поздно. В этом месте говорят:
«…и перед ним в этот короткий миг пролетела вся его жизнь». Врать не буду: жизнь
не пролетала, да и подумать ничего не успел. Сработал звериный инстинкт самосохранения. Я сделал
огромный тарзаний прыжок, отнюдь не в сторону от мотоцикла, а НА него! Это спасло и меня, и прибор!
Мои летящие руки сразили:
а) правая — спидометр — напрочь, с болтов;
б) левая (ударная, я — левша) парнишку-придурка, что лётает меж домов на такой скорости!
Без булды говорю — всё истинная правда! Так вот, спидометр отлетел в сторону метров на пять,
парнишка слетел с катушек и упал скучать в кувет, а мотык пал и заглох, как Буцефал Александра Македонского!
А я — вы не поверите — остался стоять, цел и невредим, с болью в руках, правда!
Более того, подскочил к парнишке, навис над ним, потрясая кулаками, да только и мог вымолвить:
— Ну, ты и мудило гороховый!
А бедное дитятко, навзничь повергнутое, пискнуло что-то типа:
— Дяденька, я больше не буду! — и ручонками мордочку прикрыло!
Не стал я «гладиатора» добивать, хотя и был соблазн, а ну, как вместо меня ребеночек
бы оказался? Бац — и нету!
Ага, и пошел на работу. Но с тех пор я из-за углов всегда с опаской выхожу. И руки, как футболист
при штрафном ударе держу. Так. На всякий случай…
НАШ «КОРОЛЕВ», или НАГРАДА НАШЛА ГЕРОЯ
Соорудил я раз ракету для дворовых ребятишек. Дай, думаю, пускану. И им интересно будет,
и я детство вспомню. Ну, взял и изладил на работе. А вот как заряд делать — забыл. Помню,
что нужны для пороха селитра, сера и уголь, а в какой пропорции — запамятовал. Спрашиваю
у одного Сереги-умельца: скока, мол, и скока? Он — а стока, дескать, и стока! Как раз
и соврал. Но мы это потом поняли. Ракета славная получилась! Сама картонная, покрасил
её в серебристый цвет, а стабилизаторы — из жести. А сослуживцы мои говорят, чего, мол,
дурью маешься, «пионерская зорька» в заднице играет?
— Ништяк! Пошли, — говорю, пуски делать, а заодно я им про Цандера с Циолковским
расскажу! Дядька Степанчук сразу согласился, а Николка уперся рогом — ни в какую!
— Что я, дурак, что ли? — говорит. Насилу уговорили!
Ну, пришли в наш двор, я пацанов собрал и говорю:
— Сейчас, пацанва, мы вам Байконур во дворе устроим!
— Урря!
— Во, — говорю Николке, — а ты не хотел! Гляди, как рады!
Воткнули направляющую арматуру, с которой ракета должна была стартовать, вставил я фитиль.
— А ну, — говорю, — пацаны, на десять метров — шагом — арш!
Все отошли, кое-кто даже залег. А фитиль не разгорается — и все тут! И так, и сяк — ни
в какую! Тут Николка не выдержал и говорит:
— Ты, Сашкец, в танкистах служил, тебе бы пушки заворачивать! А я, как-никак, два года
на Байконуре оттрубил и пуски — вот как тебя видел. Давай спички!
Чирк! Пшшшшш… Гав! Трада-дадах! — Ракета рванула со страшной силой! Гад Серега-умелец
пропорции неправильно подсказал — в заряде получился дымный порох! Направляющая просвистела
в одну сторону, подставка — железная велосипедная звездочка — в другую! Но основная
хохма была в том, что один из жестяных стабилизаторов оторвало в момент взрыва и он, наподобие
вертолета, совершил странный пируэт и воткнулся… прямо в лоб Николки-«пускача»!
Воткнулась и осталась стоять, пока он его с испугу не сбил ладонью. Так до сих пор на лбу у него
и осталась метка-татуировка синяя! А тогда получилась шишка с кровью!
А потом дети услышали подробный и витиеватый урок сочного русского мата, причем предметом
поимения были: я, дядька Степанчук, Сергей Павлович Королев, вверенный ему космодром Байконур
и Цандер с Циолковским Константином Эдуардычем. Последним в этом длинном списке шел сам Николка.
Но главное, что из детишек никто не пострадал.
С тех пор ракет мы больше не строили.
Из армейских баек
ТУАЛЕТНЫЙ КОНФУЗ
Как закончил я курсы офицерские на Иссык-Куле, так поехал в родную часть. И вот во Фрунзе городе,
нынче Бишкек который, не спавши дня два — все в дороге — решил в аэропорту умыться.
А там туалет подземный на улице. Ну, я туда. Спустился, чемоданчик поставил у раковины. Дай,
думаю, по пояс вымоюсь, пыльно в дороге-то. Разоблачился, зажмурился, намылил голову. Только
смывать мыло, как слышу женский голос:
— Ой, вы что тут делаете?
Промыл глаза. Гляжу, две девахи, в наглую, прикиньте, в мужской сортир вломились и на меня пялятся!
— Вы чего, — говорю по-хохлятски « с глузду зъихалы, чи шо?
Те между собой:
— Точно — ненормальный! — А мне:
— Ты, солдатик, видать, перегрелся на солнце! Чего в женский туалет забрался, для экзотики,
или планы какие лелеешь?
— Да вы что — говорю, — девицы, — чокнулись?
— Это ты, — говорят, — чокнулся! Посмотри вокруг — писсуары-то — где!
Огляделся я, точно: нет писсуаров! Батюшки, это ж меня за маниака сексуального, под служивого
косящего, принять могли со всеми вытекающими последствиями! Собрал я манатки и под смех девичий
рванул когти, от греха подальше.
С те пор я буквы на сортирах общественных вслух читаю.
«КОГДА Я ЛИФТЕРОМ СЛУЖИЛ В ПОЕЗДАХ…»
Да. На том мои приключения на обратном пути не кончились. Билет на самолет я не достал, поехал
поездом. Приезжаю на вокзал. Жара стоит — под сорок. Народу — как собак нерезаных! И гражданские,
и еще больше служивых, их как раз к нам везут. Какой-то майор поддатый, мордастый, всей этой камарильей
руководит, кого хочет — посадит, кого — на фиг, в сторону. И меня тоже.
Я говорю:
— Мне бы домой, товарищ майор!
А тот:
— Гусь свинье не товарищ!
Я ему, обидевшись:
— Чего вы гусем обзываетесь?
Майор напрягся, стал задумываться. Думал-думал, а потом и говорит:
— Ты, это, в смысле, что я — эта?
— Нет, — говорю, — что вы, вы — не этот, в смысле, этот — не вы!
Он не понял, но сказал, что понял, и дал мне пинка под зад:
— Марш отседа, чмо болотное!
Я отошел. Смотрю, вылазит из вагона чудо о двух ногах — выше меня на голову, а я сам — метр
девяносто! В том — два двадцать — не меньше! Проводник, ага.
— Дай, — говорит, — землячок, закурить.
Ну, курево у меня было, угостил.
— Коля! — говорит проводник.
— Саша!
— Домой?
— Ага! Да вот, чудило-майор не садит!
— Да и хрен с ним, я посажу, тут я хозяин!
— Вот спасибо!
— Залазь!
Поместил он меня гарно, к себе в купе. Правда, на третью полку. И что забавно, смотрю, у него
оба кармана на брюках форменных вот такими английскими булавками заколоты!
— Зачем? — спрашиваю.
— Сплю, — говорит, шибко крепко! А у меня семьдесят шесть рублей в карманах! А ну, как вытащат во сне?
Положил он меня, говорю, на третью полку, а я с устатку и уснул. Как просыпаюсь уже ночью, потому
что меня кто-то за руку дергает, и голос женский:
— Вставай!
— Мне Коля, — говорю, — разрешил. Думаю, выгонять меня контролер пришел. А та:
— Вставай, — говорю, помощь нужна!
— Не встану, — говорю, -пусть Коля вам поможет. — А сам думаю, сманивает с полки,
а там и в тамбур турнёт! Фигушки! В тамбуре тоже толпа едет. Но на полке-то лучше.
— Да помоги же, солдатик! Спит Коля без задних ног! Его теперь пушкой не разбудишь!
Да что такое? Спускаюсь нехотя. Проводница. Лет двадцати пяти. И собою недурственна, насколько
можно рассмотреть в полутьме ночного купе.
— Что, буянит кто?
— Хуже, — ответствует девица, а сама вдруг начинает… раздеваться! Тьфу ты, да это мне,
наверное, снится! Но сон-то какой интересный! Ну-ка, досмотрю! А та кителек свой, френчик форменный скидаёт,
а там и блузочку расстегивает! Тут я понимаю — это не сон, и говорю:
— Коля, ты где?
Коля бормочет что-то во сне на нижней полке! А девица, скинув блузку и закончив полустриптиз,
поворачивается ко мне спиной и просит:
— Застегни, пожалуйста!
И вижу я, что застежки ее лифчика свободно болтаются по спине! А сам лифчик держит спереди
содержимое — ого! — размера, этак, шестого! А может, мне так от неожиданности увеличилось?
— Вот, — говорит та, нисколько не смущаясь, — какой-то козел, из ваших, в чине
майорском, решил полапать чужое хозяйство, да по мордасам и получил! Застегни, будь другом!
Вот конфузная оказия, да меня никак в «лифтеры» приглашают! Но делать нечего.
— Давай, — говорю со вздохом!
— Чего вздыхаешь, — говорит проводница, — это мне вздыхать надо! Ваш брат
думает: раз проводница, так можно к ней и за пазуху!
— Я не думаю, — говорю я, а сам пытаюсь свести концы с концами. Тщетно, ибо
в полутьме ощущаю, крючки держатся на честном слове, но этого мало — штрипки, или как их там,
при всем желании не доходят друг до друга сантиметров на десять!
— Ну, чего ты возишься? Разучился, что ли? — сердится проводница.
А я думаю: вот пикантная ситуация, зайди кто? И «накаркиваю», ибо слышится голос Коли:
— Блин, во — сон какой сексуальный снится!— и снова храп.
Мы с проводницей смеёмся вполголоса.
— Ну, давай же, — понукает та!
«Эврика!» — думаю я:
— Ну-ка, выдохни!
Та с шумом выдыхает и я, наконец, цепляю крючки за петельки!
— Ну, вот и спасибо! — говорит с удовлетворением девица и столь же шумно делает вдох.
— Бзыккк! — державшиеся кое-как, крючки со звоном отскакивают, лифчик стреляет наподобие
рогатки, делая проводницу, как теперь приято выражаться, топ-лесс! И надо сказать, что этот
топ-лесс — впечатляет!
— Тьфу! — плюется в сердцах проводница. — Так твою, распротак! Что теперь делать?
Аа — вяжи узлом!
Что делать?
— Выдыхай!
Наутро, встретив меня в тамбуре, проводница устало улыбнулась:
— Спасибо еще раз!
— Держится?
— Еще как!
— «Морским» вязал!
С тех пор подобных манипуляций мне больше почему-то в поездах делать не приходилось. А жаль!
ПАРИК КОБЗОНА, «БЕЛОМОР» ПЕЛЬТЦЕР
Как-то летом стояла такая жара, что асфальт плавился. И вот иду я раз (а я вам уже рассказывал,
что жизнь меня все с известными личностями сталкивает) и захожу от жары в «Янтарь», магазин
наш ювелирный. Что я там забыл — поди, спроси! Как вижу, у прилавка девицы-продавщицы гурьбой
сбились и на мужика во все глаза пялятся, что спиной ко мне, а лицом к прилавку стоит. И со спины мужик
этот — так себе и, главное, как мне показалось, в трикушке каком-то, в сандалиях на босу ногу.
— Нет, — слышу, — любезные, вы мне это кольцо покажите.
— Девицы ажник извернулись, кольцо с-под стекла вынимаючи:
— Нате! — говорят.
А мужик, смотрю, от жары платок из кармана вынимает и… поднимает свой курчавый волос!
Парик! И, этак аккуратно — мок-мок-мок — по открывшейся под париком лысине.
И — раз паричок на место. И давай как ни в чем не бывало очередное кольцо рассматривать.
Я-то сбоку глядь на мужика — Кобзон! Иосиф Давыдович! Он к нам с гастролями тогда приезжал.
С тех пор я (да наверное, и большинство других) Кобзона без парика не видел.
А еще раньше и еще дальше — на Кавказе, в Кисловодске, был и такой случай.
Приехал к нам «Ленком», театр это известный, московский. Захаров там еще режиссерит.
А я тогда пацаном был, ну, лет тринадцати так, с гаком. И вот идем мы раз с друзьями, как
видим — выходит из театральной гостиницы группа артистов. Кто там среди них был, уже не помню.
Но как было забыть Татьяну Ивановну Пельтцер, «маму» «Ивана Бровкина»! И вижу я,
что Татьяна Ивановна достают из ридикюля «Беломор» и закуривает неспешно.
Ну, я же бедовый! И говорю друзьям:
— Сейчас на спор пойду и попрошу у Пельтцер закурить!
— Врешь, не пойдешь!
— А вот и пойду!
— На спор?
— На спор! — иду смело и говорю:
— Извините…э…мнэ (отчества-то не знал тогда!) … тетя Таня, не дадите ли закурить?
— А не рано ли тебе, «племянничек»? — вопрошает «тетя Таня».
— Да я — на спор! — шепчу я удрученно!
— Ах, на спор! Ну, тогда держи! Но лучше брось! — и «тетя Таня» двинулась
с друзьями к парку.
И я таки бросил! Через двадцать три года…
Но с тех пор у женщин никогда закурить на улице не просил.
«ЕСТЬ МНОГОЕ НА СВЕТЕ, ДРУГ ГОРАЦИО…»
Еду я раз в поезде из Барнаула. Выхожу в тамбур покурить. А там Шукшин. Василий Макарович!
Собственной персоной! Стоит и курит. А у меня как раз спичек нет.
— Можно, — говорю, прикурить?
Тот спичкой — чирк! Стоим, молчим, курим. А что делать? Вы бы что делали? Думал я,
думал. «Сейчас же уйдет», — думаю. И вдруг — о, эврика!
— Василий Макарыч, — говорю, Вы извините, но вот совпадение — мы с Вами в один день родились!
— Ну? — удивляется Шукшин, а сам — по глазам вижу — не верит!
«Так, — думает, видимо, — парнишка решил разговор завести. А повода нет!»
— Серьезно, — говорю. — Не верите? — лезу в карман, достаю паспорт и показываю Шукшину.
— Вот, смотрите, 25 июля!
— Действительно, — теперь уже по-настоящему удивляется Шукшин. — Ну, что ж, как сказал
Шекспир: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».
Хлопнул меня по плечу:
— Ну, бывай, однодневец!
И ушел.
С тех пор я Шукшина больше в поездах не встречал…
КАК СТРАННО СОВПАДАЮТ ДАТЫ…
Прочитали про совпадение дат выше? Это еще не все! Я уже писал, что имел удовольствие столкнуться
с Владимиром Высоцким в пединституте в 1970 году. Знал ли я тогда, что через 10 лет бард умрет, умрет
именно в день моего рождения! Более того, буквально за месяц до этого я буду на Ваганьково и, обходя
могилы известных личностей, на миг остановлюсь у памятника популярнейшего в пятидесятые годы актера
Сергея Столярова, не зная, что, месяц спустя, рядом похоронят Владимира Высоцкого!
С тех пор, бывая в Москве, я всегда навещаю Владимира Семеныча. Хотя и не люблю погостов…
А на этом, как ни странно, байки мои заканчиваются.
«Скончал певец. Осел. Уставясь в землю лбом…» — как сказал бы дедушка русской басни Крылов И.А.
Как бы и перешерстил всю память свою на предмет смешного или необычного, что нашел — рассказал.
Хотя, кто знает, может, и еще что вспомнится…
И вот тогда… продолжение — СЛЕДУЕТ!!!
|
