► СВОЙ КРЕСТ Избранная поэзия

Мама Друзьям Птичка в клетке «Все честь по чести, чин по чину…» Девочка Луна «Еще одна подведена черта…» «Кривотолки, кривотолки…» «Я – словно плитка пластилина…» Перевод с французского Одиночество Симфония любви «Жить осталось на паpу лет…» Белка в колесе «Хочу покоя. Вечного покоя…» «И все же есть, наверно, Бог!..» Памяти Володи Гончикова «Лошадка–Время понеслась галопом…» Памяти СССР Хобби «Мне не надо ни наград, ни почестей…» «Кто верит в добрые слова…» Псевдофилософия у открытого окна «Когда тоска под горло комом…» «Легко говорить, когда сбиты прицелы…» «А может, это все–таки любовь?..» Любовный треугольник «Мой милый друг, сочтемся славой…» Еще один день «Чем бы дитя ни тешилось…» Суета всех сует «Я поймал в свои сети…» «Я, наверно, очень болен…» «Не могут люди жить без сплетен…» Время Икс Чего ты стоишь Кино «Я на любовь растратил столько слов!..» Женщина дня Мелочи жизни Быть самим собой «Любая слава – бочка меда…» «Теперь ты – мой заклятый друг…» Девочка Икс Гадалка «Держи меня, пока тебе я нужен…» «Нас мертвые не просят ни о чем…» Мне дали слово Отцы и дети Талант Памяти Александра Башлачева Белая зависть В плену открытых дверей «И в самом деле, грех шутить со смертью…» Мини–рецензия на некоторые окололитературные изыскания Мужчины Серые таланты «Мне надо спешить…» Совестные люди «Бросаем камнями друг в друга…» Как хочется… «А может, правда – не судьба…» «Мы часто к отступающим строги…» Телеграмма Если женщина не права… «Я что–то делаю не так…» Чего я стою? Баран и Кот Умейте посмеяться над собой Вера «У смерти нету круглых дат и юбилеев…» Шахматно–любовная горячка Детскими глазами Невеста «Я умру не от старости, не от боли…» Дуре с фигурой

БУКЕТ ПОСВЯЩЕНИЙ Лирический цикл АЙНАЛАЙЫН Лирический цикл ОСКОЛКИ САМОГО СЕБЯ Цикл краткостиший МЫСЛИ ВСЛУХ Мудрые, мудрёные и вообще безо всякой мысли РОГА И КОПЫТА И прочее ироническое утильсырьё СЦЕНАРИИ Кино и скетчи

СВОЙ КРЕСТ
Избранная поэзия

Cвой крест старательно влача,
чтоб быть потом на нём распятым,
хриплю: "Ну что же вы, р-р-ребяты!
Вместо врача мне – палача…"

КАК ХОЧЕТСЯ…

Кто только б знал, какие страсти
в моей бушуют голове!

Как, например, мне хочется валяться
на свежевымытой траве…
Как хочется букет крапивы
преподнести любви своей…
И, пригласив на кружку пива
всех недругов и всех друзей,
как хочется в любви признаться
мне самым преданным врагам
и вдрызг с друзьями разругаться,
перчатку бросив к их ногам…
Как хочется мне первый снег
глотать, плевав на все ангины,
и наяву, а не во сне,
увидеть райские картины…
Как хочется босым и пьяным,
с дырявой нищенской сумой
уйти в луга, там где туманы
меня укроют с головой,
или в леса, там где избушка
смешливой бабушки Яги,
в которой добрая старушка
печёт детишкам пироги…
Как хочется, забыв приличья
и правила дурного тона,
менять как маски свои лица –
от подлеца и до святого…
Как хочется цветком ольхи
взлететь, кружась, в весенний воздух…

Ну, а ещё – писать стихи
и их развешивать на звездах.
1987  

***

А может, правда – не судьба
играть характерные роли?
Мне не досталась роль героя,
но не играл я и раба –
играл себя, как мог, без грима,
пусть переигрывал порой.
…Уносит поезд жизни мимо
мной не доигранную роль.
1987  

***

Мы часто к отступающим строги,
их сразу зачисляя во враги,
но – вот вопрос: 
как мы бы поступили
на месте их?
Вдруг тоже б отступили?
И можно ли судить со стороны
о трусости и смелости войны?
Себя не испытав, имеем ль право
решать, кому – позор, а кому – слава?
И чем других судить, вовсю трубя,
не лучше ль прежде испытать себя…
1987  

ТЕЛЕГРАММА

HЕ ГОВОРИ ЛЮБОВЬ УШЛА
ТАК ЧАСТО МЕЖ ЛЮДЬМИ БЫВАЕТ
СЕРДЦА ДРУГ ДРУГУ РАЗБИВАЮТ
ПОТОМ СЖИГАЮТ ВСЕ ДОТЛА
И ВДРУГ ПРОЗРЕHЬЕ HАСТУПАЕТ
ДРУГ К ДРУГУ ТЯHУТСЯ ТЕЛА
И ДУШИ ИХ С HЕБЕС СЛЕТАЮТ
ДВА ЧИСТЫХ АHГЕЛЬСКИХ КРЫЛА

В ЛЮБВИ СГОРАЮЩЕЙ ДОТЛА
СТРАШИТ HЕ ПЛАМЯ А ЗОЛА
HЕ ГОВОРИ ЛЮБОВЬ УШЛА
1987  

ЕСЛИ ЖЕHЩИHА HЕ ПРАВА…

Я когда–то прочел слова,
не придав им тогда значения:
"Если женщина не права,
попроси у нее прощения".

Годы шли, и не раз, не два
я смеялся над шуткой гения:
"Если женщина не права,
попроси у нее прощения".

Hо – как узник в свой смертный час –
от сует отрешившись разом,
только понял я лишь сейчас
суть нелепой как будто фразы.

Что мне гадостная молва?!
Упаду пред тобой на колени я:
если даже ТЫ не права,
Я прошу у тебя прощения.
1987  

***

Я что–то делаю не так:
не так люблю, не в тех влюбляюсь.
Я – словно стершийся пятак –
от номинала отделяюсь.
Hе те слова я говорю
и с интонацией не тою.
Зола – не тлею, не горю,
ни отраженьем, ни звездою.

Я что–то делаю не так:
не верят мне, и я не верю.
Меня целует, но не та,
за кем я сам захлопнул двери.
Мне все советуют вокруг,
что надо делать так и этак.
Мой худший недруг – лучший друг.
Когда и как случилось это?

Я что–то делаю не то:
живу безбедно, но бесцельно,
сам подаю себе пальто,
себе закатываю сцены…
Я все стараюсь упростить,
а получается так сложно…
Стараюсь все и всех простить –
прощенье кажется всем ложью.

Hе жизнь – сплошная маята.
Hаперекор себе и людям,
я что–то делаю не так,
всё не как все – и будь, что будет…
1987  

ЧЕГО Я СТОЮ?

Я думаю, что я чего–то стою, –
и замки на песке все строю, строю…
А ветер и волна их разрушают,
словно нарочно строить мне мешают.

Я думаю, что я чего–то стою, –
и возвращаюсь к жизни холостой я,
но – то ли со свободы, то ль с испугу –
как лошадь в цирке, бегаю по кругу.

Я думаю, что я чего–то стою, –
и усложняю самое простое,
но, как в грязи, я в сложном вязну, вязну,
и с каждым шагом грязь все непролазней.

Я думаю, что я чего–то стою, –
забыв о том, что греки взяли Трою,
о том, что и Кассандра–недотрога,
как выяснилось, стоила немного.

Я думаю, что я чего–то стою…
Осыпанный осеннею листвою,
я выхожу из зала к вам на сцену.
Чего я стою? – Кто назначит цену?
1987  

БАРАH И КОТ

История, рассказанная мною,
не поразит сюжетною канвою,
напротив – до банального проста
история Барана и Кота.
А началась она с того, однако,
что слыл наш Кот известным забиякой, –
бывало, вдалеке Барана лишь завидит
и налетает на него, как на врага:
"Постой, Баран, да у тебя рога!
Вчера я их еще не видел…
Уж, верно, без Овцы не обошлось.
К тому же, говорят, ее начальник Лось…"
Так – слово за слово – и понеслось…

Баран был нрава кроткого, но все же
кто выдержать такое долго сможет?
И он решил нахала проучить.
Как проучить? Да очень просто!
Баран наш был мужчина хоть куда –
широк в плечах, недюжинного роста,
и в меру талия худа…
Короче, все в нем было мило,
так удивляться ли тому,
что мужу Кошка изменила,
рога наставив самому?
…А Кот все знай смеется над Бараном.

В истории моей мораль проста:
глупее нет подобного Кота.
Hе та беда, когда с рогами рождены,
а та, когда с рогами от жены.
1987  

УМЕЙТЕ ПОСМЕЯТЬСЯ НАД СОБОЙ

Умейте посмеяться над собой,
даже когда вам вовсе не до смеха,
когда о камень впору головой,
или когда ваш друг вас переехал…
Умейте посмеяться над собой.

Умейте посмеяться над собой,
даже когда ни трещинки в доспехах,
когда победа вас ведет из боя в бой,
и голова кружится от успехов…
Умейте посмеяться над собой.

Умейте посмеяться над собой,
когда в душе осенний дождь и слякоть
или когда подснежник голубой…
Лишь тот способен над другими плакать,
кто может посмеяться над собой.
1987  

ВЕРА

Не всякий – поэт, кто напечатан
с портретом в профиль или анфас.
Не всякий – священнник, кто курит ладан
и святость вдалбливает в нас.

Не всякий, идущий своею дорогой,
идет действительно дорогой своей.
Не всякий – верующий, кто верит в Бога.
Бывают верующие в чертей.

Бывают верующие в неверие
(неверие – тоже одна из вер).
Но кто ни во что на земле не верует,
не человек тот, а изувер.

Я мог бы все потерять на свете,
остаться в рубище на снегу,
но если вера в пути мне светит –
душой сломаться я не смогу.

Я буду верить в друзей, любимых,
в отца и мать, что так верят в меня,
в свои радости верить, свои обиды,
и в чудо каждого нового дня…

Я буду многому верить в мире,
даже тому, что нельзя понять:
что дважды два – это лишь четыре,
хотя иногда так хочется пять!

И пусть другие верят другому,
а я, хоть сколько б мне не везло,
приму на веру как аксиому,
что в мире правит добро, не зло.

Человечество рвет на себе нервы,
веру в лучшее истребя.
Я не верю религиям. Боги – неверны.
Я верую в веру – в людей и в себя.
1987  

***

У смерти нету круглых дат и юбилеев.
У смерти только страх и боль утрат,
когда в мгновенье матери белеют
и жены над могилами кричат.

У смерти – серый камень обелисков,
букет цветов у Вечного огня,
и где–то впереди – далеко ль? близко ль? –
предсмертный крик убитого меня…
1987  

ШАХМАТНО–ЛЮБОВНАЯ ГОРЯЧКА

                          Моему учителю в шахматах Жангазы Ахметжанову

Всё это было будто бы вчера…
Была афиша празднична и броска:
"Сеанс. Одновременная игра
На скольких–то (не помню точно) досках".
И ниже: "Шахматистка из Москвы
Гроссмейстер Цукерман тире Петрова".
Сказал себя я (в смысле, ей): "Иду на вы!", –
Без всякого там умысла второго.

Я увидел впервые её – и погиб.
Как в печи, всё во мне воспылало!
Без ума от ума, от руки и ноги…
Ну, а с чем мне сравнить тонкой шеи изгиб? –
Тут любого сравнения мало.

Я помню, что народу было тьма.
Все с мыслями в башке и с трезвым взглядом.
А я с похмелья жуткого чуть не сошёл с ума, –
Буфет помог (по счастью, был он рядом).
Пивком залив пожар своей души,
Едва успел занять я своё место.
В борьбе все средства, впрочем, хороши.
А дух пивной – не слабенькое средство!

Судите сами, граждане, я даже и не мастер.
Я, говоря по–вашему – любитель, дилетант.
Но вам признаюсь честно я: Ботвинника три части
Я изучил до корочки и понял: я – талант!

На первый ход гроссмейстерский конём
Я, помню, тоже лошадью ответил,
Рокироваться не успев потом,
Я тут же оказался под огнём
И, помню, даже шаха не заметил.
Она играет в шахматы как бог,
А я едва переставляю фишки.
Цугцванг и мат – печальный мой итог,
Хоть я и делал все ходы по книжке.

Она фишками двигает с эвонных лет.
Обыграть её вряд ли кто сможет.
У неё – красота, стройный стан, интеллект,
От машины ключи и в Ленкома билет,
У меня – лишь морщины на роже.

На этом и закончился б сеанс,
Но вечером на дне рожденья друга
Я вдруг увидел вновь её анфас
И вдруг заметил, как всё в ней упруго!
Но – Боже мой! – как валенок несмел,
Я в туалете прятался сначала
И подойти к ней так и не сумел…
Она ж меня в упор не замечала.

Но так случилось, что совсем случайно
Мы оказались рядом за столом,
Вели беседу, пили крепкий ром
И сразу с ней сошлись необычайно.
Когда ж она, хмельная от вина,
По–женски жадно на меня косилась,
Я предложил ей разыграть дебют слона, –
Она на это сразу согласилась!

На этот раз я шансы уравнял,
Когда, плевав на все её насмешки,
Её как бы нечаянно обняв,
Я ухитрился снять с доски три крайних пешки.
Потом мы пили. Я ещё снимал –
С доски, с неё… (Не помню, что и сколько)
Потом опять ласкал и обнимал,
Что на доске – уже не понимал
И называл её ладьёю чернопольной.
Не помню, как игру я доиграл.
Но помню точно, королей мы съели.
Потом – провал, потом я шаховал,
А матовал её уже в постели.

Проснулся утром голый и больной,
Один как перст и голова в расколе.
Записка на столе передо мной:
"Прощайте, мой любимый, мой родной!
Для вас всегда я – ферзь на битом поле".
И ниже (скромно так): "Петрова Оля".

Она мелькнула в моей жизни, как во сне,
Словно на шахматной арене Бобби Фишер.
О ней напоминает мне лишь в кухне на стене
Сеанса того давнего афиша.

1986–9.04.1987